Как устроен моргОна выглядела совсем не мертвойКак происходит вскрытиеКак выглядит смерть от инфарктаБезопасный мир мертвецов
Доктор Ричард Шеперд более 40 лет отвечает на вопрос, как умер тот или иной человек, и почти каждое вскрытие преподносит в своей книге как детективную историю. Можно ли любить свою профессию судмедэксперта? Да, и даже до первого самостоятельного вскрытия. К такому человеку неизбежно проникаешься уважением.
Когда я провел свое первое вскрытие, мне было почти 30. Я уже прошел практику в различных отделениях по всей больнице, от хирургии до гинекологии, от дерматологии до психиатрии. Вот уже больше десяти лет я изучал медицину, однако до сих пор так и не добрался до первой ступени в карьерной лестнице судебно-медицинского эксперта — больничного патолога. Как я могу анализировать подозрительные, необъяснимые смерти и проводить их судебно-медицинский анализ, не умея при этом распознать естественные причины?
Мое первое вскрытие не имело никакого отношения к какому бы то ни было преступлению. Пациент умер в больнице Сент-Джордж в Тутинге, и его выбрали для меня специально, решив, что никаких затруднений с ним быть не должно.
Я знал, что меня будут окружать старшие коллеги и услужливый персонал морга, однако бабочки у меня в животе все равно напомнили мне первый день в школе. Я в который раз перечитывая медицинскую карту покойного. Мне выдали ее за день до этого, я обсудил ее содержимое с практикантами постарше и уже знал практически наизусть.
Мне довелось уже увидеть изрядное количество вскрытий в морге, и я отчасти предвкушал, отчасти побаивался того момента, когда настанет моя очередь взяться за скальпель. Как и в первое занятие по анатомии это была своего рода проверка — мне нельзя было ни упасть в обморок, ни побледнеть, ни позволить своему желудку дать слабину. Не то чтобы это означало конец моей карьеры — просто я знал, что мои коллеги никогда не дадут мне об этом забыть.
То же самое касалось и ошибок. В случае чего меня бы непременно поправили — а потом с удовольствием поддразнивали бы при любой возможности. И мне правда хотелось сделать все правильно.
Не порезать себя вместо пациента, не продырявить важные органы, не разрезать по ошибке кишечник. Мне нужно было сделать ровные разрезы, обнажить нужные органы, сделать все необходимые записи, поставить точный диагноз. А еще мне нужно было немного удачи. И много-много храбрости.
Безопасный мир мертвецов
Каким же удивительным механизмом в тот день мне представилось человеческое тело. Страх сняло как рукой, и я с головой погрузился в свою работу. Но у меня еще оставалось время, чтобы восхититься организмом: запутанными системами его органов, их цветами, их красотой.
Кровь была не просто красной — она была алой. Желчный пузырь был не просто зеленым — это был зеленый цвет листвы в джунглях. Мозг белый и серый — причем серый не как ноябрьское небо, а как серебристая рыба в воде. Печень не просто коричневая, как школьная форма, а насыщенного коричнево-красного цвета свежевспаханного поля.
Когда я закончил осматривать все органы и вернул их обратно в тело, работники морга взялись за свою волшебную работу по его реконструкции.
— Молодчина, — сказал один из старших практикантов. — Не так уж и страшно, не правда ли?
Я закончил, и я был чертовски медленным — было уже далеко за полдень, — однако я все сделал правильно. Я отложил свои чувства к пожилой женщине с больным сердцем в сторону и вспомнил все, чему учился, после чего вел себя совершенно отстраненно.
Умывшись по окончании, я ощутил волну облегчения. Я был словно беговая лошадь, из года в год скачущая по стадиону, которая занервничала, увидев перед собой барьер, а затем с легкостью его преодолела.
Вскрытие, впрочем, оказалось в тот день не самым тяжелым. Встреча с родными покойной далась мне куда тяжелее. Будь у меня выбор, я предпочел бы и вовсе с ними не видеться. Они, однако, специально попросили о встрече с судмедэкспертом, чтобы тот помог им понять, почему она умерла. И этим судмедэкспертом, очевидно, был я.
Меня спасли коллеги, которые взяли разговор на себя. Я был попросту не готов к этому — настолько невыносимыми для меня были скорбь и потрясение ее родственников.
На самом деле, столкнувшись с их эмоциями, я почувствовал себя совершенно беспомощным. Казалось, что их горе как-то передалось мне, моему разуму и телу, словно мы были связаны невидимыми проводами.
Эта встреча познакомила меня — а может, меня уже и не нужно было с этим знакомить — с ужасным контрастом между безмолвным, ничего не чувствующим покойником и той бурей эмоций, которую он вызывает у своих родных. Я покинул комнату с облегчением, сделав мысленную отметку во что бы то ни стало избегать близких покойных и придерживаться безопасного мира, населенного мертвецами.
Автор
Ричард Шепердведущий судмедэксперт Великобритании
Авторская статья
Как устроен моргОна выглядела совсем не мертвойКак происходит вскрытиеКак выглядит смерть от инфарктаБезопасный мир мертвецов Доктор Ричард Шеперд более 40 лет отвечает на вопрос, как умер тот или иной человек, и почти каждое вскрытие преподносит в своей книге как детективную историю. Можно ли любить свою профессию судмедэксперта? Да, и даже до первого самостоятельного вскрытия. К такому человеку неизбежно проникаешься уважением. Когда я провел свое первое вскрытие, мне было почти 30. Я уже прошел практику в различных отделениях по всей больнице, от хирургии до гинекологии, от дерматологии до психиатрии. Вот уже больше десяти лет я изучал медицину, однако до сих пор так и не добрался до первой ступени в карьерной лестнице судебно-медицинского эксперта — больничного патолога. Как я могу анализировать подозрительные, необъяснимые смерти и проводить их судебно-медицинский анализ, не умея при этом распознать естественные причины? Мое первое вскрытие не имело никакого отношения к какому бы то ни было преступлению. Пациент умер в больнице Сент-Джордж в Тутинге, и его выбрали для меня специально, решив, что никаких затруднений с ним быть не должно. Я знал, что меня будут окружать старшие коллеги и услужливый персонал морга, однако бабочки у меня в животе все равно напомнили мне первый день в школе. Я в который раз перечитывая медицинскую карту покойного. Мне выдали ее за день до этого, я обсудил ее содержимое с практикантами постарше и уже знал практически наизусть. Мне довелось уже увидеть изрядное количество вскрытий в морге, и я отчасти предвкушал, отчасти побаивался того момента, когда настанет моя очередь взяться за скальпель. Как и в первое занятие по анатомии это была своего рода проверка — мне нельзя было ни упасть в обморок, ни побледнеть, ни позволить своему желудку дать слабину. Не то чтобы это означало конец моей карьеры — просто я знал, что мои коллеги никогда не дадут мне об этом забыть. То же самое касалось и ошибок. В случае чего меня бы непременно поправили — а потом с удовольствием поддразнивали бы при любой возможности. И мне правда хотелось сделать все правильно. Не порезать себя вместо пациента, не продырявить важные органы, не разрезать по ошибке кишечник. Мне нужно было сделать ровные разрезы, обнажить нужные органы, сделать все необходимые записи, поставить точный диагноз. А еще мне нужно было немного удачи. И много-много храбрости. Безопасный мир мертвецов Каким же удивительным механизмом в тот день мне представилось человеческое тело. Страх сняло как рукой, и я с головой погрузился в свою работу. Но у меня еще оставалось время, чтобы восхититься организмом: запутанными системами его органов, их цветами, их красотой. Кровь была не просто красной — она была алой. Желчный пузырь был не просто зеленым — это был зеленый цвет листвы в джунглях. Мозг белый и серый — причем серый не как ноябрьское небо, а как серебристая рыба в воде. Печень не просто коричневая, как школьная форма, а насыщенного коричнево-красного цвета свежевспаханного поля. Когда я закончил осматривать все органы и вернул их обратно в тело, работники морга взялись за свою волшебную работу по его реконструкции. — Молодчина, — сказал один из старших практикантов. — Не так уж и страшно, не правда ли? Я закончил, и я был чертовски медленным — было уже далеко за полдень, — однако я все сделал правильно. Я отложил свои чувства к пожилой женщине с больным сердцем в сторону и вспомнил все, чему учился, после чего вел себя совершенно отстраненно. Умывшись по окончании, я ощутил волну облегчения. Я был словно беговая лошадь, из года в год скачущая по стадиону, которая занервничала, увидев перед собой барьер, а затем с легкостью его преодолела. Вскрытие, впрочем, оказалось в тот день не самым тяжелым. Встреча с родными покойной далась мне куда тяжелее. Будь у меня выбор, я предпочел бы и вовсе с ними не видеться. Они, однако, специально попросили о встрече с судмедэкспертом, чтобы тот помог им понять, почему она умерла. И этим судмедэкспертом, очевидно, был я. Меня спасли коллеги, которые взяли разговор на себя. Я был попросту не готов к этому — настолько невыносимыми для меня были скорбь и потрясение ее родственников. На самом деле, столкнувшись с их эмоциями, я почувствовал себя совершенно беспомощным. Казалось, что их горе как-то передалось мне, моему разуму и телу, словно мы были связаны невидимыми проводами. Эта встреча познакомила меня — а может, меня уже и не нужно было с этим знакомить — с ужасным контрастом между безмолвным, ничего не чувствующим покойником и той бурей эмоций, которую он вызывает у своих родных. Я покинул комнату с облегчением, сделав мысленную отметку во что бы то ни стало избегать близких покойных и придерживаться безопасного мира, населенного мертвецами. Автор Ричард Шепердведущий судмедэксперт Великобритании Авторская статья
