Лаура Кеосаян: «С родителями я могла говорить на любые темы» - «Красота»

Наследница знаменитой творческой династии рассказала в интервью о родственных связях, традициях воспитания и ошибках юности

Лаура Кеосаян — продолжательница знаменитой творческой династии. На сегодняшний день у нее более тридцати работ в кино, самые известные из которых «Цыганочка с выходом», «Склифосовский» и «Джуна», где она сыграла целительницу. Однако нельзя сказать, что родственные связи дают Лауре зеленый свет в профессии, хороших ролей приходится ждать, и с дядей, известным режиссером Тиграном Кеосаяном, удается поработать не часто. Сейчас — как раз такой случай. О своем новом фильме, о том, что дает сила рода, чем ей симпатичны волки и почему хочется ощущать себя беззащитной, актриса рассказала в интервью журнала «Атмосфера».

— Лаура, вы признавались, что в детстве вашими воображаемыми друзьями были волки. Почему? Не слишком же дружелюбные товарищи.

— Ну, во-первых, я обожала сказку «Маугли», постоянно просила папу перечитывать ее мне. Он даже сам начал придумывать какие-то новые истории про мальчика, которого воспитывала стая, потому что было скучно повторять одно и то же. Мне очень нравилось то, что волки — существа опасные и сильные, но при этом преданные и обладающие чувством собственного достоинства. Наверное, шло формирование моего характера, и я чувствовала какое-то внутреннее пристрастие к этим качествам. И Акела был для меня воплощением гордого, благородного, мудрого существа. (Улыбается.) Не могу сказать, что я росла необщительным ребенком, но мой богатый внутренний мир и развитое воображение позволяли мне довольно много времени проводить наедине с собой. Наверное, эти игры с воображаемыми друзьями казались мне более выразительными и красочными, чем те, которые я могла бы вести с другими детьми. Кстати, дедушка мне подыгрывал: делал вид, что тоже видит этого волка. А когда приходили гости, «уводил» его в свой кабинет, чтобы люди его не затоптали. Конечно, многие на эту тему шутили, но мне было неважно, как к этому относятся окружающие. И я до сих пор вижу сны, которые как-то связаны с волками. Мир животных и их отношения просты, правдивы и правильны. И они не настолько жестоки, как люди. Никто специально не мучает друг друга, не строит козней, не предает. Есть инстинкт выживания, защита семьи, охрана потомства. До сих пор для меня в этом мире таится некое очарование.

— Но вы не одинокая волчица? Вам нужна поддержка?

— Одинокая волчица появляется, когда у нее рождаются волчата. Они еще не могут жить по законам стаи, поэтому она изолируется вместе с ними на время. Воспитывает малышей до трех месяцев, когда они уже в состоянии самостоятельно охотиться. Так что какое-то время я тоже ощущала себя одинокой волчицей. (Смеется.) Да и сейчас не нуждаюсь в большом количестве людей, мне не нужно изображать светскую активность, чтобы почувствовать праздник — он у меня в душе. Разумеется, мне очень важны близкие люди, друзья. Но чем дольше живу, тем все уже круг. Однако мне комфортнее так, нежели проявлять фальшивые приятельские взаимоотношения. Вот у меня есть книжка в сумке, и пока буду ждать дочку из школы, могу прекрасно провести время за чтением.

— Очень редкое явление по нынешним временам: книга, а не телефон, не соцсети.

— Я борюсь с собой. Порой ловлю себя на том, что начинаю читать книгу, а потом отвлекаюсь на телефон, захожу в соцсети, чтобы посмотреть, что нового у друзей, и зависаю там на полчаса. Я не могу читать электронные книги, мне нравится шуршание страниц, запах типографской краски. Помню, в детстве, когда у меня появлялась новая книга, я сначала ее обнюхивала. (Смеется.) В этом тоже есть что-то звериное. Потом я начинала ее рассматривать — сначала последний лист, потом титульный — вот такой у меня ритуал.

— В семье любили читать?

— Возможно, сначала меня тоже заставляли читать, как я сейчас Симу, но я этого не помню. Мое первое впечатление о книгах — это дедушкина библиотека, которую он собирал, уже будучи взрослым человеком. У него не осталось фамильного гнезда с библиотекой, которая передается по наследству, поэтому он создал свою — из того, что когда-то прочел, полюбил. Он потрясающе говорил по-русски. У него была врожденная грамотность, он писал без ошибок, хотя и не знал правил орфографии. Именно от него я впервые услышала про Гоголя, которого он обожал, хотя и не одобрял националистические проявления, но считал, что гении не должны быть судимы. Я могла с ним в чем-то не соглашаться, и Гоголь не относится к числу моих любимых писателей, но я понимаю, что такое величие в литературе. И могу отличить хорошую книгу от плохой. Неважно, какой это жанр: исторический роман, или фэнтези, или лирика — если вещь хорошая, от нее идет какая-то особая энергия. Я влюбляюсь в ритм текста, даже когда читаю сценарий. Это магия, когда ты работаешь с большими мастерами материала, когда роль написана хорошо.

— С какого момента вы стали понимать, что у вас необычная семья?

— Были, наверное, разные стадии этого понимания. Например, когда мы жили в Индии, активно знакомились с культурой и традициями страны, общались с местными жителями, я дружила с соседскими детьми. (Отец Лауры представлял в Индии «Совэкспортфильм» — Прим. авт.) Мы спокойно ели индийскую пищу, даже самые острые блюда. То, что мы ведем необычный образ жизни, я поняла, когда пошла в школу при посольстве. Там тот факт, что мы такие открытые люди, вызывал удивление. А то, что семья связана с кино, я не считала чем-то необычным. Мне было двенадцать лет, когда я снялась в клипе Игоря Саруханова «Скрипка лиса». И помню, что какая-то милая женщина, продававшая пирожки с маком, которые я любила есть по дороге из школы, узнала меня. В тот момент я испытала смешанные чувства: с одной стороны, мне было стыдно, потому что люди стали на меня оборачиваться. А с другой стороны, приятно. Мне не казалось, что я сделала что-то невероятное, в нашей семье съемки были обычным делом. Потом я осознала, что мы люди более свободных взглядов, я могла с родителями говорить на любые темы, которые для многих моих подруг считались табу. В каких-то вещах родители проявляли строгость, но не в свободе мысли. Я могла спокойно спорить с ними, высказывать свое мнение. Оказалось, это не везде так.

— Сохранялись ли восточные традиции в плане женского воспитания?

— Это в крови, никуда не денешься. Уж настолько я была настроена бунтарски, особенно в юности, но что-то такое просыпается в тебе, особенно с рождением ребенка. Однако у меня перед глазами были разные примеры восточных женщин. С одной стороны — бабушка, Лаура Ашотовна Геворкян, — настоящая красавица, большая артистка, отказавшаяся от карьеры, положившая все на алтарь семьи. С другой стороны, бабушка Стелла — тоже большая красавица, очень сильная женщина, курносая, светловолосая и улыбчивая. У нее была сложная судьба, она всего добивалась сама, и не потому, что этого хотела, — так жизнь сложилась. Моя мама, художница, обладающая каким-то удивительным материнским чутьем. Для меня восточность не означает несвободу, она связана с проявлением уважения к себе и окружающим и чувством собственного достоинства.

— Тем не менее жена должна почитать мужа…

— Это тоже уважение — к тому, как мужчина выполняет свою функцию. Он должен быть защитником, опорой. Мужская и женская роли абсолютно разные, в этом я уверена. И для меня в этом нет никакого диссонанса. А муж, в свою очередь, должен уважать то, как ты несешь свою роль хранительницы очага. Я могу как зарабатывать деньги, так и не зарабатывать, работать и не работать, но от этого не должно становиться меньше женщины дома. Я не хочу потерять это чувство, что я слабее. Разумеется, если нужно защитить любимую семью, детей, любая женщина, восточная или западная, даст жару. Подобное даже не обсуждается. Но бороться нужно с внешними врагами. Хотя… у каждого из нас есть свои заморочки, опыт, который откладывается болячками на сердце. Все мы обрастаем броней. Но чем дольше я живу, тем больше понимаю, что на самом деле она не нужна. И стараюсь соскабливать этот нарост, чтобы вновь ощутить себя беззащитной. От этого я наоборот испытываю некую силу, и дух мой крепнет. Я не хочу жить в борьбе или страхе, что кто-то меня предаст и обманет. Уже достаточно знаний и интуиции, чтобы не ошибиться с ситуацией или с человеком. Нужно просто не бояться слушать себя и доверять. Необязательно, что все сложится замечательно, но главное, что ты будешь понимать, за что боролся и к чему шел.

— Свой опыт семейной жизни вы не воспринимаете как ошибку?

— Нет, конечно. Ведь благодаря этому я стала такой, какая есть. Раньше у меня были моменты сожалений, и я ругала себя за проявленную несдержанность, за то, что обидела кого-то. Вот эти вещи я могу назвать ошибкой. Все остальное я воспринимаю так: значит, надо было мне дойти в эту точку, по-другому я бы не сумела. Мне нужен был тот человек в моей жизни и конкретно вот этот мой ребенок. У нас с бывшим мужем прекрасные отношения. И мы благодарны друг другу за все, за нашу дочь. Раньше я вообще думала, что никогда не выйду замуж. Выходит, я ошибалась. Просто не знала чего-то про себя.

— Да, только кажется, что уже знаешь себя, оказывается, все изменилось.

— Да, это парадокс. Раньше я этому ужасалась, а теперь мне даже нравится. Как только нарастает уверенность, что ты знаешь все про себя и про ситуацию, тут же судьба щелкает тебя по носу. Нужно находиться в постоянном диалоге с миром, не закрывать дверь на ключ, доверять судьбе и с благодарностью общаться с планетой и людьми. Когда я держу себя в таком беззаботном, бесстрашном состоянии, мне не нужно совершать усилий, чтобы сделать правильный выбор. Решение приходит само. И если говорить о том, что я обрела с возрастом, — это легкость.

— Мне кажется, с рождением ребенка, наоборот, какая-то осторожность появляется.

— На самом деле здесь много всего. В плане чего-то женского я стала намного мягче, полюбила розовые оттенки. Никогда бы не подумала, то надену джемпер пудрового цвета. (Смеется.) Когда есть ребенок, вся мишура вылетает из головы, потому что начинаешь жонглировать огромным количеством действительно важных вещей. И у тебя особо нет времени о них задумываться. Но откуда-то ты все знаешь и умеешь — просто потому, что ты женщина, и просыпается материнский инстинкт. И если ты не будешь слишком много слушать окружающих, то все получится. А если рядом близкий человек, который хорошо тебя знает, чувствует и может подсобить в нужный момент, то вообще отлично. Мама периодически подставляет мне локоть и говорит: расслабься, пойдем пить кофе. И тут же исчезает эта нервозность от того, что чего-то не успеваешь. Моя мама очень легко ко всему относилась: ну подумаешь, упал ребенок, встанет, не получилось поесть кашу — съест в другой раз. Она вела себя достаточно жестко в тех моментах, когда это действительно было необходимо — связанных с безопасностью для жизни, здоровьем. Во всем остальном присутствовала какая-то легкость, игра. Я помню свое детство как сплошную приятную беседу о важных вещах. Как говорит моя мама, не надо так надо всем трястись. Это всего лишь жизнь.

— Вы Симу воспитываете так же?

— Я каждый день учусь у своей дочки и начинаю понемногу понимать, какая я мама. Я разная. Иногда я строгая, оставляю ее одну дома и говорю, что она будет сидеть и книгу читать, раз так себя вела. А иногда мне хочется повалять с ней дурака, или, если есть возможность, я беру ее с собой на пробы грима, костюма. Часто встречаются такие замечательные киношные люди, немного цыганский табор, готовые друг другу подсобить. В итоге какой-нибудь милый человек соглашается присмотреть за дочкой, пока я готовлюсь. У нее, конечно, характер не сахар. По сравнению с Симой я была одуванчиком. С другой стороны, упрямство — тоже здорово. Значит, в жизни она будет добиваться своего. Главное, дать ей инструмент, который поможет направлять это качество в нужное русло. А в остальном — мне хочется просто любить ее, чтобы она видела вокруг хороших людей и старалась чему-то у них научиться.

— Казалось бы, после «Джуны» на вас куча предложений должна была посыпаться. Вы сознательно от всего отказывались?

— Да, вот видите, какая интересная жизнь. Не обязательно колесо Фортуны, которое в какой-то момент подхватило тебя, потащит и дальше. С «Джуной» мне очень повезло, я не говорю о том, что это многосерийный фильм на Первом канале, главная роль. Не много хорошего материала найдется для меня с моей характерной внешностью. И я чувствую такую благодарность, мне было так хорошо по-актерски, что я не могу сейчас роптать. Может, прозвучит наивно, но думаю, если я должна что-то сыграть, это придет ко мне. Если вдруг, не дай бог, я окажусь в ситуации, когда мне нужно будет работать, чтобы обеспечивать семью, я буду это делать. Пойду хоть хлопушкой. Но пока нет необходимости менять профессию из-за того, что случаются перерывы в работе. Конечно, когда долго не снимаешься, возникает огромный запас энергии, он просто съедает. В какой-то момент я ушла из театра. Но это совпало с «Джуной», у меня была дикая занятость, а потом — раз, и все закончилось. Тогда некий тайм-аут был необходим, потому что я восстанавливалась, лечилась. Без пафоса скажу, что, когда много отдаешь, потом надо отдыхать, заряжаться. А сейчас я снова в том состоянии, когда мне хочется работать. В театре что-то ищу, созваниваюсь с людьми, с которыми раньше сотрудничала. Но я не тот человек, который умеет прошибать лбом стену, добиваться, настаивать. Тоскую без работы, но жду с благодарностью и верой, что моя картина ко мне придет.

— А родство с режиссером Тиграном Кеосаяном играет какую-то роль?

— Это очень приятно, но не имеет отношения к профессии. В том смысле, что я радуюсь возможности услышать его авторитетное мнение, получить ценный опыт во время совместной работы. Но это очень редко случается. Уж точно Тигран Эдмондович не будет писать роль специально для меня. Когда он снимал «Море. Горы. Керамзит», он позвонил мне и сказал: «А вот теперь мне наконец есть что тебе предложить!» Прошло уже семь лет после того, как я закончила «Щуку». (Смеется.) А как я просила его дать мне роль в фильме «Заяц над бездной»! Я обожаю эту картину, и не потому, что он ее режиссер. Просила: «Попробуй меня. Цыганка, молодая, что я, не сыграю?» — «Нет, это не твое». С одной стороны, обидно, конечно. С другой стороны, так круто, что он такой независимый творец. Сейчас снялась в его новой картине. Роль небольшая, но яркая, характерная, поэтому мне нравится. И в первый раз мы с Тиграном Эдмондовичем находились в таком увлекательном творческом процессе, потому что на тот момент он еще сам до конца не решил, каким должен быть мой персонаж. Было очень интересно вместе искать, создавать образ. Я была на озвучании, и вроде бы ничего из моих сцен не вырезали. Текст замечательный, реплики, конечно, на грани фарса. Но должно получиться смешно. По крайней мере, есть ощущение, что это живой человек.

— Кто был прототипом вашей героини?

— Это собирательный образ. Копилось-копилось, и вот вылезло наружу. Я очень надеюсь, что зрителю наше кино понравится. Это густонаселенный, динамичный, добрый, с юмором фильм, как, в принципе, все картины Тиграна. Работать с ним большое удовольствие, жаль, это редко получается.

— Вы мне напомнили Женю Брик, супругу Валерия Тодоровского, которая говорит: «Мне так нравится работать с Валерой. Жаль, редко меня приглашает».

— Да, вот такие они строгие художники. (Смеется.) Мне не хотелось бы, чтобы ради меня специально что-то за уши притягивали. Может, потом, когда мне будет лет шестьдесят, кто-то захочет поработать именно со мной, напишет для меня роль. Сейчас я считаю себя еще молодой артисткой, хотя кое-что и сумела разобрать в профессии. На самом деле есть пара реальных персонажей, которых я бы хотела сыграть, не буду называть, кого. Есть надежда, что когда-нибудь это случится — в театре или кино. А если никто не предложит, сама тогда соберу команду мечты. (Улыбается.) Очень интересно играть реальных людей, когда есть возможность разбираться в личности человека, расшифровывать его.

— Джуна так и не увидела фильм?

— Она видела только отснятый материал. Знаю, что продюсер Марк Левин показывал ей. Она тогда заявила: «Скажи артистке, чтобы нормально разговаривала. Я что, на самом деле так говорю?» (Смеется.) Царство ей небесное, надеюсь, что не подвела ее, не обидела ничем.

— У вас есть мысли заняться режиссурой?

— Нет. Все-таки я актриса, у меня образное мышление. Но я бы могла заниматься продюсированием, смею надеяться, что есть чутье в кино. Возможно, я когда-нибудь соберу достойную команду, которая рискнет отправиться со мной в совместное плавание. Может, это будет короткометражка, или спектакль, или фестивальный фильм. Главное, чтобы душа болела этим, и ты не пытался просто кому-то понравиться.