Христианство как абсолютный миф - «Стиль жизни»

Зачем я здесь? Существует ли Бог? Если существует, то как Его увидеть? Вопросы эти мучили меня многие годы. Я стучал во все двери, прочитал множество книг, углубленно изучал индуизм, буддизм, даже сатанизм. Но ответа, который я мог бы принять не только сердцем, но и умом, так и не было. И вот однажды в руках у меня оказалась книга Алексея Лосева «Диалектика мифа».

Пожалуй, это был самый сложный текст, который мне когда-либо приходилось читать. Книга эта перевернула мой мир. Но обо всем по порядку.

Я родился в неверующей семье. Мои родители были технарями-инженерами, и разговоры о Боге, о вере дома никогда не велись. Знаю только, что мой прадед был церковным старостой и что за это его сослали в Сибирь. Но в целом я с самого рождения был совершенно выключен из религиозной среды. Только моя любовь к книгам компенсировала этот мировоззренческий вакуум.

Я особенно любил читать фантастику и фэнтези. Находясь под обаянием этих книг, я все мечтал увидеть и окружающий меня реальный мир таким же чистым, загадочным, прекрасным. Но всякий раз эта мечта сталкивалась с будничной серостью, суетой, прозаичностью. Я много размышлял над этим конфликтом, над трагическим несоответствием мира книг и мира за окном моей комнаты.

Помню, в детстве мне как-то случайно попался в руки «Закон Божий» Слободского. Я долго рассматривал красивые и яркие церковнославянские буквы, картинки, на которых был изображен Бог, творящий мир. Но серьезно задумываться о смысле жизни и о Боге я стал уже после школы, когда поступил на исторический факультет педагогического колледжа на специальность история мировых религий. Я начал читать буддийские, индуистские религиозные тексты, египетскую «Книгу мертвых». Особенно глубоко меня тронул религиозно-философский трактат «Дао дэ цзин».

Это штудирование религиозного наследия мировой истории было продиктовано не только программой, которую необходимо было освоить, но и моей личной, экзистенциальной потребностью. Я всерьез начал искать ответы на глубинные, мировоззренческие вопросы.

У меня, правда, было одно обязательное условие: принять Ответ я мог только в том случае, если он с научной строгостью будет отвечать принципам рациональности. Но я действительно хотел увидеть за религиозной литературой Правду, а не просто различные вариации на тему заблуждений народов мира.

Поначалу мне представлялось, что конфуцианство, буддизм или ведическую религию можно свести к одурманиванию масс власть имущими, к возможности — по Марксу — дать эксплуатируемым людям некую надежду на загробную компенсацию за понесенные здесь лишения и страдания. Но чем дальше я погружался в предмет, тем больше понимал, насколько вульгарно и однобоко подобное видение религиозного мира.

«Нет, — думал я, — это слишком просто. Какая-то своя, особенная истина обязательно должна присутствовать в этих учениях». Но какая? И как примирить иррациональность веры с требованиями моего разума? А потом я совершил удивительное открытие.

Обывательский сатанизм

На последнем курсе колледжа я должен был написать выпускную работу и решил взяться за исследование сатанизма. Не скажу, что он чем-то меня привлекал. Просто о других религиозных учениях, как мне казалось, я уже знал достаточно, а вот сатанизм прошел мимо меня.

Я погрузился в исследование. Начал читать про Чарльза Мэнсона (американский серийный убийца, основатель секты «Семья». — Прим. ред.), про догматику, обряды и добрался, наконец, до «Сатанинской библии», которую написал Антон Шандор Ла-Вей. И вот этот текст ввел меня в ступор. Я-то думал, что столкнусь с описаниями ужасных по своей жестокости сюжетов, с призывами приносить в жертву дьяволу кошек и младенцев, а нашел … основы современной социальной психологии. То есть под идеями, которые содержатся в этой книге, подпишется любой современный материалист: не хочешь верить — не верь, хочешь верить — верь, не обижай твоего врага, если он тебе ничего плохого не сделал, а если сделал — отомсти и забудь, будь сильным, стойко переноси невзгоды, из всего извлекай выгоду, учись на своих и чужих ошибках, и так далее.

«Получается, — думал я, — что жизнь без Бога — это сатанизм? Причем сама по себе эта жизнь совершенно безобидна, типична — стандартный обывательский подход: я тебя не трогаю, и ты меня не трогай». Эта мысль меня ужасно покоробила. Вот с таким «багажом» я оказался в университете.

Лосев стал «последней каплей»

Я все острее ощущал какую-то глубинную «нехватку». Мое желание чудесного, иррационального, потустороннего усиливалось, с еще большей драматичностью сталкиваясь с упорными доводами разума, который всякий раз напоминал мне: все нужно проверять научно, рационально. Религия оставалась для меня красивой, конечно, и очень притягательной, но сказкой, мифом, в котором отразились, как мне казалось тогда, переживания и чаяния людей, но не более того.

И вот в этот момент в моих руках оказалась книга великого русского философа Алексея Лосева «Диалектика мифа», с первых же страниц которой на меня обрушились поразительные слова, что миф есть «наиболее яркая и самая подлинная действительность… совершенно необходимая категория мысли и жизни».

Я читал ее очень долго. Продирался буквально через каждую строчку. Несколько раз за чтением проезжал свою станцию метро. Сразу скажу, что до того, как я прочитал этот текст, мне казалось, что миф — это что-то сказочное, не имеющее отношения к действительности или наивный донаучный способ объяснения мира. Ясно, думал я, что мифы ушли в прошлое, когда человек повзрослел и появилась наука. А книга Лосева меня потрясла. Кстати сказать, дал мне ее научный руководитель, Петр Владимирович Рябов, вместе с которым я писал диплом, а затем — уже в аспирантуре — кандидатскую диссертацию. Трудно передать, как я ему благодарен — не только за то, что он столькому меня научил, но и за эту врученную мне когда-то книгу.

«Диалектика мифа» показала, что за словом «миф» может скрываться совсем другой смысл, что миф, в лосевском понимании, — это самая что ни на есть живая реальность, имеющая непосредственное отношение к тому, как я воспринимаю мир. А наука, которой я так симпатизировал, с ее абстрактными идеями материи и числа, с ее выхолощенной рациональностью, есть лишь один из видов «относительной мифологии», причем далеко не самый интересный.

Все на свете есть миф

Для Лосева миф — это «идея идеи», то, что существует на самом деле и только благодаря чему все в этом мире может быть познано. И ничего общего не имеет с обыденным пониманием этого слова.

Это не синоним нереальности, а ровно наоборот. Представьте, что вы с детства были убеждены, что ваш предок по материнской (или отцовской) линии был немецким шпионом, диверсантом, изменником Родины и окончил свою жизнь на виселице. Однако после открытия архивов выяснилось, что на самом деле он — герой, спасший тысячи жизней, имеющий сотни международных наград, и он до сих пор жив и готов встретиться с вами. Так и с мифом. Все думали, что он — просто сказка, а оказалось, что это подлинная реальность нашего сознания. Все предполагали, что мир имеет два измерения, но вдруг перед ними открылась реальность третьего измерения.

Мы никогда не воспринимаем мир так, как он есть на самом деле, мы видим его через призму мифа и с его помощью. Даже наука вынуждена использовать понятные человеку аналогии и образы, независимо от того, что она описывает — Вселенную или устройство ядерного ядра. В этом смысле миф по Лосеву — это тот «орган», который делает мир не просто познаваемым, но собственно человеческим.

Если бы мы могли выйти за пределы собственного тела, мы бы увидели мир таким, как он есть, без искажений его органами восприятия, но надо «выйти» за онтологические границы человеческого, чтобы увидеть мир вне мифа… Однако, когда это происходит, как это было с апостолом Павлом, оказывается, что человеческие слова совершенно бессильны перед тем, что открывается.

В мифе, по Лосеву, идеальное и материальное отождествляются, теснейшим образом соприкасаются. Миф открывает перед нами не только то, каким мир должен быть, но и то, как это должное, идеальное воплотилось в действительность, стало подлинной, цельной реальностью; в мифе замысел о мире полностью актуализируется.

Более того, человек всегда относится к миру личностно. «Всякая живая личность есть так или иначе миф», говорит философ, и показывает это на массе примеров. Человек, если он в здравом уме, никогда не станет воспринимать помещение, куда он попал, как сумму столов, стульев, светильников и так далее. Он в первую очередь оценит, уютно ему здесь или нет, нравится ему цвет стен или не нравится, а это, согласитесь, установки совершенно иррациональные. Это и есть мифологизация. Иначе мы не можем взаимодействовать с миром. Мы мифологизируем действительность невольно, чаще всего даже не задумываясь. Как говорит А. Ф. Лосев, «все на свете есть миф».

Более того, если бы человек не мыслил мифически, то мир вокруг нас потерял бы свои краски, запахи, какую-то живую и родную для нас ауру. В рациональном нет места настроению, жизни, удивлению, только сухая, голая и ничего для нас не значащая материя (безымянная материя!), случайное соединение каких-то молекул, атомов — и больше ничего.

Лосев пишет, что, когда ему пытаются доказывать, что мир — это голая материя, состоящая из атомов, ему кажется, будто его поганой метлой выгоняют из дома и оставляют сидеть на пустой холодной улице. Мир без мифа — пустое, выхолощенное, мертвое пространство, ничего для человека не значащее.

Христианство как абсолютный миф

И вот когда я все это прочитал, когда осознал, что такое миф в понимании не обывателя, а мыслителя, все встало на свои места. «Диалектика мифа» позволила мне понять, что весь тот комплекс религиозных текстов, которые я читал до этого, все описанные Элиаде, Фрейзером или Тейлором обряды — это нечто крайне серьезное, а не просто какие-то чудачества древних людей. Более того, я увидел мифологическое в своей жизни. И понял, что мое желание объяснить все рационалистически также продиктовано определенной мифологической идеологией.

В конце книги Лосев очень аккуратно, я бы даже сказал осторожно, подводит читателя к тому, что абсолютный, предельный миф содержится в христианстве. Конечно, он говорит об этом не прямо — на дворе были 30-е годы, время страшного сталинского террора. Но тот, кто сумел прожить предыдущие главы этой книги, поймет, что философ пишет о христианстве как об абсолютной истине.

Почему же истина именно в христианстве? Потому что его фундамент — это свидетельство о Христе как о Боге и человеке. Жизнь Иисуса Христа, описанная в Евангелии, — это подлинная история о том, как тайна Бога, Которого никто никогда не видел, открылась в человеке, как то, каким человек должен был быть, каким он был задуман, стало действительностью. Вспомним, что миф для Лосева — это тождество идеального и материального, их абсолютная взаимообусловленность, цельность. И именно в этом смысле, христианство и есть абсолютная мифология. Еще раз повторю, чтобы никого не смутило это слово: речь не о выдумке или сказке, а, в понимании Лосева, о самой что ни на есть реальности.

Тогда я осознал: если другие религии — это грандиозное свидетельство поисков человеком Бога, но — увы! — не окончившееся Его обретением, то христианство, наоборот, — удивительный рассказ о том, как Бог искал человека, и как Он его нашел.

Трагический конфликт иррационального и рационального был преодолен. Заветное желание, зародившееся во мне еще в детстве, — найти в этом окружающем меня мире волшебное, чудесное, светлое — сбылось. И оказалось, что концентрация этого света, пронизывающего ткань действительности и преображающего ее, чуда, которое оказывается подлиннее, реальнее любого научного факта, – во Христе и в Его Церкви.