Чего хотят подростки

Психолог Катерина Мурашова — о том, почему важно различать, когда подросток действительно ничего не хочет и когда он не хочет того, чего хотят для него родителиИстория первая — Он у нас вообще ничего не хочет делать! «Он» сидит тут же, смотрит исподлобья, наклонив голову набок, чуть лукаво, как мне кажется. Ему двенадцать. — Расскажите подробней. Чего именно не хочет? — Да ничего, я ж вам говорю! Начиная от утром кровать за собой прибрать, тарелку в раковину отнести или там носки в стиральную машину положить и кончая его прямой обязанностью — уроками! Когда я был в его возрасте, моя мать вообще не знала, что там у меня в школе происходит, а мы — стыдно даже кому сказать! — каждый день копаемся в этих их электронных дневниках, узнаем, что ему задано, — от него самого это узнать невозможно, — и потом — покой нам только снится! — вступаем в битву за уроки. «Ты это сделал?» — «Нам не задано». — «Я знаю, что задано». — «Я потом сделаю». — «Сейчас!» — «Я не понимаю». — «Подумай». — «У меня не получается». — «Спроси». — «Мне не у кого». — «А по телефону три часа болтать или после школы где-то три часа болтаться, выключив телефон, так что мать уже в милицию собралась звонить, — это тебе есть с кем?!» — «Да, это есть, но это совсем другое дело, а про уроки они тоже не знают». И так до бесконечности, понимаете? Как будто хочет довести нас до белого каления. Что-то сдвигается только тогда, когда мы начинаем орать как оглашенные. Тогда он вяло идет, вяло садится, вяло и кое-как что-то делает. Здесь вступает мать: — Недавно я поняла, что наше общение с сыном — это почти одно сплошное насилие и ругань. Это же ужасно! И вовсе не об этом мы мечтали, когда его рожали. Он родился совершенно здоровым. Мне даже невролог сказала (я до сих пор ее слова помню): редко сейчас встречаются такие отличные типичные младенцы. И что же теперь? Маленьким был очень любопытным, все хотел, все хватал, устраивал в магазинах истерики: «Дай! Купи!» — всем интересовался, с радостью везде с нами ходил, а теперь мы ему предлагаем в музеи, в театр, он отказывается или идет с таким видом, как будто это для него мука мученическая. Я же вижу каждый день его школьные учебники — там такие красивые картинки, и часто так интересно написано, и учителя у них есть очень хорошие, увлеченные. Они тоже жалуются: не то чтобы не может учиться — не хочет. Почему он ничего не хочет, почему ему ничего не интересно и его абсолютно все приходится заставлять делать?! Ведь мы не требуем от него чего-то сверхъестественного, все самые обычные вещи… Может быть, он все-таки нездоров? Но тогда что это за болезнь такая? — А чем еще ваш сын занимается, кроме школы и уроков? — Ходит на волейбол. Раньше ходил еще на программирование (мы решили, раз увлекается компьютерами, пусть знает, как это устроено) и на английский, но в этом году бросил и то, и другое. — На волейбол тоже приходится заставлять? — Нет, туда ходит сам, уже четвертый год, три раза в неделю. Я разговаривал с тренером — никаких особых успехов у него там нет, но и проблем, в том числе и с дисциплиной, тоже. Сам он говорит: я туда поиграть хожу. Везде, понимаете, везде — поиграть! А дело сделать? Что же это такое?! История вторая — Она абсолютно ничего не хочет! Я волнуюсь, ей же уже вот-вот шестнадцать, мы с ней вдвоем живем, что же с ней дальше будет? — Совсем-совсем ничего не хочет? — Нет, конечно, кое-чего хочет. Хочет покушать вкусно и вредно, всегда просит: мамочка, давай в кафе сходим или в «Макдональдс», а на чем и из чего там готовят — это ей по барабану. Хочет с подружками шляться по торговому центру. Хочет сидеть бесконечно в этих бессмысленных социальных сетях с теми же подружками, или даже знакомиться там с кем-то (люди они там или уже роботы, я даже и не знаю!) или ролики смотреть с этими ее дурацкими видеоблогерами, которые в лучшем случае показывают, как глаза накрасить, а в худшем… даже и говорить не хочу. С кузинами маленькими может в охотку в куклы поиграть, занять их, даже позаниматься с ними. Салаты вот еще хочет делать с майонезом, и торты печь и украшать, и вкусно и красиво у нее это получается — тут врать не буду, а уж калорий в них сколько — хорошо, те же подружки приходят есть, а иначе мы бы с ней уже в двери не проходили, у нас квартира малогабаритная. Хочет мальчика закадрить — чтобы и добрый был, и красивый, но это у нее пока не получается. — А чего же она не хочет? — Не хочет думать о том, что ей вообще-то через полтора года в институт поступать, а с ее-то оценками… И ведь если бы взялась как следует за учебу, то вполне могла бы, это все учителя подтверждают. Знаете, что она мне тут сказала? «Мама, а зачем вообще этот институт?» Я чуть в обморок не упала. А что же, говорю, ты делать собираешься? Чем на жизнь зарабатывать? А она говорит: пойду в училище, вот в кулинарное или в педагогическое — я маленьких детей люблю. Понимаете? Готова отказаться от всего, лишь бы себя не напрягать и не трудиться как следует. Что же мне с ней делать? История третья — Он ничего не хочет. — Давно? — В прошлом году, в конце уже были признаки, а в этом стало совсем плохо. Утром в школу еле поднимаем. — Если оставить и не поднимать, что будет? — Не пойдет. — Что будет делать? — Просто лежать. Может, пару раз в туалет встанет. И один раз поесть. Музыку может включить. Дверь закроет. Окна занавесит. — Друзья? — Раньше были. Теперь все исчезли. Они его звали, звали, он: не пойду! — ну им и надоело, конечно. — Успеваемость? — То же самое: никакого интереса, никаких усилий. Нам в гимназии сказали: либо вы что-то с этим сделаете, либо ищите другую школу. А в какую «другую» он пойдет-то? — Гигиенические вещи? — С трудом. Надо напоминать, чтобы помылся, чтобы поменял белье. Даже чтобы зубы почистил. — В начале прошлого года этого не было? — Нет. Наоборот, он такой франт был, абы что не наденет, вещи предпочитал фирменные… Существует у детей такое заболевание, как круп. Кашель, затрудненное дыхание, в тяжелых случаях отек гортани. Причем врачи выделяют истинный круп и ложный. Симптомы этих двух заболеваний похожи, а вот причина, течение и лечение — разные. В нашем случае все точно так же: истинное и ложное «ничего не хочет». Приходят ко мне с этим часто, и с каждым годом все чаще. Раньше были подростки, а теперь — увы! — нередко приводят и детей из третьего, четвертого или даже второго класса. Эти два состояния надо различать. Это важно. «Ложное нехотение» — это когда вам не нравится то, чего реально хочет ребенок (подросток), и хочется, чтобы он хотел чего-нибудь другого. Например, он хочет играть в компьютерные игры, общаться с друзьями, рисовать и ходить на косплеи, а вам хочется, чтобы он хотел делать уроки, помогать вам по дому и посещать дополнительный английский. Или вот девочка из второго примера. Она хочет вкусно готовить и есть, трепаться с подружками, играть с маленькими детьми и гулять по торговым центрам. А ее маме хочется, чтобы она хотела поступить в институт. Вы уверены, что «лучше бы он хотел то, что я для него хочу, потому что это для жизни полезно». Может быть, вы и правы, и знание английского действительно окажется полезнее «для жизни» вашего ребенка, чем регулярные прогулки с друзьями по торговым центрам (хотя дискуссионно-коммуникационная компетентность в группе приобретается только на практике). Но в целом здесь просто непонимание и подмена понятий. Спросите себя: а чего я сам-то хочу «на самом деле»? И не врите себе. В кои-то веки раз дайте себе честный ответ. Получившийся список может вас удивить. И еще спросите: делаю ли я сам то, что искренне считаю полезным? Например, очень полезно ежедневно делать утреннюю зарядку, обливаться холодной водой и проходить не менее пяти километров. Вы все это делаете? Каждый день? Ваш ребенок (а уж тем более подросток) просто не может хотеть того, чего вам хочется, чтобы он хотел. Это было бы противоестественно. Он формируется как личность, в чем-то подчиняясь авторитетам, рекламе и даже пропаганде, в чем-то отстаивая свои собственные, личные «хотелки» и интересы, последовательно пробуя на зуб то и это. А вот обсуждаемое родительское «программирование» — «он у нас ничего не хочет!» — может оказаться для формирующейся личности достаточно вредным. Родители — это все-таки авторитет. Вдруг он поверит в то, что он «такой человек»? И начнет повторять вслед за вами (и всеми литературными «лишними людьми» из прошлого и настоящего): да, я такой, я, понимаете ли, вообще ничего не хочу. Вы разве этого хотели? Существует и «истинное нехотение». Это наш третий пример. Здесь ситуация гораздо серьезней, есть повод для обращения к неврологу, а может быть, даже и к психиатру. Тут надо подробно разбирать жизненную ситуацию подростка, и если в ней не выявляется ничего травматически-подозрительного (например, несоответствующая его возможностям школьная программа, острый конфликт или угроза, школьная травля, несчастная любовь и т. д.), то, возможно, подростку потребуется медикаментозное лечение. Ведь тогда мы имеем дело с клинической депрессией — увы, в нашем напряженно-избыточном мире она молодеет — или с первой манифестацией психиатрического заболевания.